Хозяйка Талеи - Страница 32

Откуда-то издалека донеслись звуки музыки, тонкий детский голос старательно принялся выводить рулады. Медея снисходительно и печально улыбнулась. С каждым ушедшим годом мастерство Пения угасало. Она, несмотря на все усилия, не могла в одиночку противиться упадку. Общий уровень культуры падал, древние каноны забывались, даже получившие классическое образование представители благословленных родов не цитировали наизусть, как встарь, «Сказание о Летящей» или «Песню Маары-страдалицы». Храмовые танцовщицы выступали на пирах, нарушая тысячелетние уложения; поэты с одинаковой легкостью писали гимны божествам и трактирные песни; резчики по камню, в нарушение всех традиций, ваяли бюсты лишенных дара купцов. Прежде такого не было. Существовало Искусство, посвященное богам и доступное лишь их потомкам на земле. И искусство низкое, обыденное — ремесло, приносившее зачастую огромные доходы, но служившее не более чем для развлечения толпы.

Грань между ними постепенно стиралась. «Неизбежное взаимопроникновение культур», — так говорила сестра.

Медея, как это ни горько, была не в силах бороться с угасанием традиций. Она даже канон воздуха знала не целиком, что уж говорить про остальные каноны! За долгие годы знакомства с мастерицами правящего дома ей удалось немного освоить канон воды, но она понимала, что ее голос принадлежит иной стихии. Она никогда не сможет полностью освоить «водный» диапазон, у нее другой тембр, не подходящий для посвященных Деркане гимнов, она не способна создавать и обуздывать плотные гибкие шквалы звуков с той же легкостью, с которой плетет тончайшее кружево своей стихии. Пусть сила богов перестала откликаться на зов магов — певцы, хотя и не всегда, еще могли привлечь внимание своих божественных покровителей. У высокого искусства своя сила, недоступная измерению, все равно каким инструментом.

Среди многоликой толпы тех, кто мелькал перед ее глазами в надежде на благосклонность, редко встречались достойные внимания. Они притворялись творцами, не в силах создать нечто воистину прекрасное. Гордились стихами, не понимая, что все, ими созданное, не стоит и единой строчки давно умершего поэта. Ставили спектакли, превращая в фарс трогающие сердце истории о любви, предательстве, ненависти… Они отбрасывали прочь старое, не будучи в силах создать ничего нового. Медея их презирала. Но иногда, изредка, среди шлака попадался алмаз. Неограненный талант, способный под опытной рукой мастера заблистать множеством прозрачных граней, мгновенно привлекая восхищенные взгляды ценителей. Таких помнящая прежний мир бессмертная певица опекала, помогала деньгами, находила покровителей, вытаскивала из многочисленных передряг, до которых те были жутко охочими.

Собственно, ради одного из своих «питомцев» она во дворец и приехала. В том числе.

— Осененная Медея… — Гонец в ливрее принцессы Рании склонился перед гостьей в глубоком поклоне. — Повелительница, чьи достоинства ниспосланы богами и сравнимы лишь с ними, желает видеть вас.

Красавица кивнула в ответ, легким взмахом веера выражая готовность проследовать к принцессе. Так приятно было слышать изысканную речь… Год от года язык изменялся, упрощался, вбирал в себя слова и фразы из дикарских наречий. Только здесь, при дворе, по-прежнему говорили правильно, лаская слух верно составленными формами и четким произношением. Во многом именно поэтому она стремилась сюда — чтобы вновь окунуться в родную речь, общаться на языке ее молодости.

О ее сущности знали, но Медея старалась соблюдать осторожность. Примерно через каждые двадцать лет немертвая отправлялась в длительное путешествие по стране, чтобы возвратиться в облике собственной дочери. Конечно, такой примитивный маскарад серьезных людей не обманывал, однако приличия были соблюдены, и она могла продолжать вести излюбленную жизнь. «Пауки» не возражали, Селеста тоже радовалась возможности провести лишнюю инспекцию подвластных ей общин, так что вынужденная командировка иногда затягивалась на десятилетия. Потом спектакль начинался сначала.

Принцесса Рания благоволила Медее. В юности высокородная госпожа по неопытности увязла в сети искусно сплетенной интриги, и только вмешательство вампирессы, предоставившей несколько чрезвычайно любопытных документов, позволило Рании сохранить незапятнанной репутацию и статус. Тогда восставшие, точнее говоря, Селеста впервые осмелилась поддержать одну из придворных группировок. До тех пор они только выполняли приказы и не вмешивались в политическую борьбу. Тем не менее Ночная Хозяйка рискнула, поставив на молодую принцессу, и выиграла, обретя союзника в самом верхнем эшелоне власти. За вмешательство тогда пришлось дорого заплатить, да и за помощью вампиры обращались редко, но оно того стоило.

— Великое счастье, благо, радость дарованы недостойной! — Встав на колени, Медея простерлась ниц перед возвышением. — Видит она прекрасный лик благословленной богами!

— Прекрасным мой лик перестал быть лет тридцать назад, — самокритично заметила восседающая на невысоком престоле старуха. — Во всяком случае, именно тогда меня последний раз пытались соблазнить не ради должности или денег. А вот вы, госпожа Медея, выглядите все той же красавицей, как и в момент нашей первой встречи… Да и с покойной матушкой вас спутать немудрено.

Рания тихонько захихикала над шуткой, сидевшие у стены две фрейлины прикрыли лица веерами. Этикет не позволял в открытую выражать чувства, самоирония тоже не поощрялась, но принцесса давно стала выше условностей. Зато ее молодые помощницы, судя по слегка напряженным позам и усилившейся резкости движений, намек госпожи оценили и теперь нервничали. Видимо, наслушались страшных сказок про восставших.